Великая Охота - Страница 81

Голос Ингтара был тверд и ровен, словно ему говорили о таких случаях каждый день, да, пожалуй, для шайнарских солдат эти ужасы были обыденным делом.

Ранд глубоко вздохнул, стараясь унять взбунтовавшийся желудок.

— Там, для Исчезающего, это было вовсе не забавой, Ингтар. Что могло приколотить Мурддраала к двери заживо?

Ингтар помолчал, покачивая головой, потом протянул Ранду большой узел:

— Вот. Морейн Седай сказала мне отдать тебе это на первом же привале к югу от Эринин. Что в нем, я не знаю, но она говорила, тебе это понадобится. Она просила сказать, чтобы ты берег это, — от него может зависеть твоя жизнь.

Ранд неохотно взял узел; при прикосновении к холстине кожу защипало. В свертке лежало что-то мягкое. Может быть, одежда. Ранд осторожно держал узел. Он о Мурддраале даже вспоминать не хочет. Что произошло в той комнате? До Ранда вдруг дошло, что сам он готов размышлять об Исчезающем или даже о той комнате, лишь бы не думать, что могло находиться в посылке от Морейн.

— Мне приказано, чтобы тогда же я сообщил тебе: если со мной что-нибудь случится, воины последуют за тобой.

— За мной! — задохнулся Ранд, позабыв обо всем, даже об узле. Ингтар встретил его неверящий взгляд спокойным кивком. — Это безумие! Я в жизни за собой ничего не вел, кроме овечьей отары, Ингтар. Все равно они не станут меня слушаться. Кроме того, Морейн не вправе назначать тебе заместителя. Это же Уно!

— Перед отбытием меня и Уно вызвали к Лорду Агельмару. Морейн Седай была у него, но приказание мне отдал Лорд Агельмар. После меня командир — ты, Ранд.

— Но почему, Ингтар? Почему? — Во всем отчетливо и несомненно просматривалась рука Морейн, ее рука и рука Амерлин, которые подталкивали его на выбранный ими путь, на путь, которого он не хотел.

По шайнарцу было видно, что и сам он, сколько ни силился, понять ничего не мог, но он был солдатом, привыкшим в бесконечной войне с Запустением к самым странным приказам.

— До меня доходили с женской половины слухи, что ты, мол, на самом деле... — Ингтар развел руками в боевых рукавицах. — Ладно, не важно. Знаю, ты все отрицаешь. Но тогда ты отрицаешь и свой собственный облик, свое лицо. Морейн Седай говорит, что ты пастух, но я никогда не встречал пастуха, носящего меч со знаком цапли. Не стану утверждать, что сам бы тебя выбрал, но считаю: в тебе есть то, что необходимо. Когда настанет время, ты свой долг исполнишь.

Ранду захотелось сказать, что ни о каком долге и речи нет, но вместо этого произнес:

— Уно знает об этом. Кто еще, Ингтар?

— Все воины. Когда шайнарцы выступают в поход, каждый солдат знает, кто следующим сменит командира, если тот погибнет. Неразрывная цепь до самого последнего человека, пусть даже он подручный конюха. Тогда, если он и в самом деле останется один, он не просто одиночка без подразделения, старающийся выжить и спастись. У него есть приказ, и долг обязывает исполнить то, что должно быть сделано. Если я отправлюсь в последние объятия матери, то долг ляжет на тебя. Ты отыщешь Рог и доставишь куда надо. Ты это исполнишь.

Последние слова Ингтар произнес с особенным нажимом.

Узелок в руках Ранда мигом потянул к земле камнем весом в десяток стоунов. Свет, она будет в сотне лиг, но она все равно достанет и дернет за повод. Сюда, Ранд. Туда. Ты — Дракон Возрожденный, Ранд.

— Не нужен мне этот долг, Ингтар. Я его не приму. О Свет, я всего-навсего пастух! Почему никто не верит?

— Ты исполнишь свой долг, Ранд. Когда человек на вершине цепи сдается, все под ним разваливается. Слишком многое разваливается. Уже и без того слишком многое. Да будет благосклонен мир к твоему мечу, Ранд ал'Тор.

— Ингтар, я... — Но Ингтар уже шагал прочь, окликая Уно и проверяя, выслал ли тот разведку.

Ранд уставился на узел у себя в руках и облизнул губы. Ему было страшно, ему казалось, что он знает, что в узле. Ему хотелось взглянуть на содержимое, но ему хотелось в то же время, не открывая, выбросить его в огонь; он бы швырнул, если бы был уверен, что сверток сгорит и никто не увидит, что там внутри, если бы был уверен, что содержимое вообще сгорит. Но нельзя разворачивать узел там, где могут увидеть другие глаза, а не только его.

Ранд окинул взглядом лагерь. Шайнарцы развьючивали лошадей с припасами, кое-кто уже раздавал холодный ужин — вяленое мясо и лепешки. Мэт и Перрин чистили лошадей, Лойал сидел на камне и читал книгу, зажав в зубах трубку с длинным чубуком, и над головой огир вился хвостик дыма. Крепко прижимая к себе сверток, словно страшась его выронить, Ранд крадучись забрался в заросли погуще и подальше.

На маленькой полянке под прикрытием ветвей с густой листвой он встал на колени и положил сверток на землю. Какое-то время он просто смотрел на сверток. Она не должна была. Она не могла. А голосок в голове отвечал: э, нет, она могла. Могла и сделала. В конце концов Ранд решился развязать узелки на бечевках, стягивающих сверток. Аккуратные узелки, завязанные с тщательностью, во всеуслышание заявляющей о руке Морейн; она собственноручно затянула их. Она ни за что не решилась бы пойти на риск, что содержимое хоть краем глаза увидит слуга.

Когда Ранд распустил последнюю бечевку, он онемевшими вмиг руками развернул узел, затем уставился на это, во рту — выжженная пустыня. Всего одно — ни сотканное, ни окрашенное, ни разрисованное. Стяг, белоснежный, большой, чтобы видели с любого места поля битвы. А поперек него шагала волнообразная фигура, смахивающая на змея в золотых и багряных чешуйках, но змей с четырьмя чешуйчатыми лапами, на каждой — пять золотых когтей, змей с глазами ярче солнца и с золотой львиной гривой. Однажды Ранд уже видел это знамя, тогда Морейн и сказала, что это такое. В Войну Тени это был стяг Льюса Тэрина Теламона, Льюса Тэрина Убийцы Родичей. Стяг Дракона.