Однажды к палатке, которую Эгвейн делила с Найнив, подошел Лан и, подозвав Мудрую, отошел с нею чуть поодаль. Эгвейн всматривалась в ночь мимо откинутого клапана палатки. О чем они говорили, Эгвейн не слышала, но под конец разговора Найнив взорвалась в гневе, вернулась в палатку, завернулась в одеяла и в корне пресекла любые попытки с ней заговорить. Эгвейн показалось, что щеки у Найнив мокры, хотя та и прятала лицо под уголком одеяла. Лан еще долго стоял в темноте и смотрел на палатку. Ушел он не скоро. После этого он больше не приходил.
Морейн к двум двуреченкам не подходила, лишь кивком приветствовала, проходя мимо. Похоже, все время она разговаривала с другими Айз Седай — со всеми, кроме Красных сестер, — отъезжая с ними немного в сторону от колонны. Амерлин позволяла несколько раз останавливаться для отдыха, но весьма ненадолго.
— Может, у нее на нас и свободной минутки больше нет, — с грустью заключила Эгвейн. Морейн была единственной знакомой ей Айз Седай. Вероятно, — хотя ей не хотелось этого признавать, — единственной, кому она с уверенностью могла доверять. — Она нас нашла, и вот мы на пути в Тар Валон. Теперь у нее и другие дела появились, ей не до нас.
Найнив тихо хмыкнула:
— Я поверю, что ей нет до нас дела, только когда она умрет — или мы. Скрытничает она, хитрюга этакая.
К ним в палатку приходили другие Айз Седай. Той первой ночью после отъезда из Фал Дара Эгвейн чуть до небес не подпрыгнула, когда полог откинулся и в палатку, пригнувшись, шагнула пухлая, широколицая Айз Седай, с седеющими волосами и отстраненно-рассеянным взглядом темных глаз. Она глянула на лампу, висящую под пологом палатки, и пламя стало чуть больше. Эгвейн показалось, будто она что-то почувствовала, ей показалось, будто она что-то увидела вокруг Айз Седай, когда пламя стало ярче. Помнится, Морейн говорила, что однажды, — когда девушка будет более тренирована, — Эгвейн сумеет увидеть, когда другая женщина станет направлять, и будет в состоянии указать на женщину, способную направлять, даже если та ничего и не делает.
— Я — Верин Матвин, — улыбнувшись, сказала женщина. — А вы — Эгвейн ал'Вир и Найнив ал'Мира. Из Двуречья, что некогда было Манетерен. Сильная кровь, да. Она поет.
Эгвейн переглянулась с Найнив; они поднялись.
— Нас зовут к Престолу Амерлин? — спросила Эгвейн.
Верин рассмеялась. На носу у Айз Седай заметно было чернильное пятнышко.
— Ну что ты, нет. У Амерлин есть чем заняться, и дела поважнее, чем две молодые женщины, которые еще даже и не послушницы. Правда, никогда не скажешь о ее планах. У вас обеих значительный потенциал, особенно у тебя, Найнив. Наступит день... — Она замолчала, задумчиво потерев нос пальцем прямо поверх чернильного пятнышка. — Но сегодня не тот день. Эгвейн, я пришла сюда, чтобы дать тебе урок. Боюсь, ты торопишься и ставишь телегу впереди лошади.
Встревоженная Эгвейн оглянулась на Найнив:
— А что я сделала? По-моему, ничего такого?
— О, ничего плохого. Нет, не совсем так. Кое-что опасное, возможно, но не неверное. — Верин опустилась на брезентовый пол палатки, подогнув под себя ноги. — Садитесь, обе. Садитесь! У меня шея заболит на вас снизу смотреть. — Она поерзала, устраиваясь поудобнее. — Садитесь.
Эгвейн уселась, скрестив ноги, напротив Айз Седай и изо всех сил старалась не смотреть на Найнив. Незачем выглядеть виноватой, до тех пор пока не узнаю, виновата ли я. И тогда, наверное, тоже не надо.
— Что такого я сделала — опасное, но не неверное?
— Ты направляла Силу, дитя.
Эгвейн только рот разинула. Найнив взорвалась:
— Это попросту смешно! С какой стати мы идем в Тар Валон, если не за этим?
— Морейн мне... То есть Морейн Седай мне давала уроки, — выдавила из себя Эгвейн.
Верин подняла руки, жестом прося тишины, и они замолчали. Она могла выглядеть рассеянной, но она была Айз Седай, в конце концов.
— Дитя, по-твоему, Айз Седай немедленно начинают обучать любую девочку, которая заявляет, что хочет стать одной из нас, обучать тому, как направлять? Ладно, думаю, ты не совсем «любая девочка», но в то же время... — Она серьезно покачала головой.
— Тогда почему именно ее? — требовательно спросила Найнив. Для нее уроков не проводили, и Эгвейн не была уверена: не задевает ли это обстоятельство самолюбия Мудрой.
— Потому что Эгвейн уже направляла, — терпеливо отвечала Верин.
— И... И я тоже. — Радости в голосе Найнив не слышалось при всем желании.
— Твои обстоятельства отличны, дитя. Ты по-прежнему жива, это доказывает, что ты преодолела многие кризисы и проделала это самостоятельно. Думаю, тебе известно, насколько тебе повезло. Из каждых четырех женщин, вынужденных поступить как ты, выживает лишь одна. Конечно, дикарки... — Верин скорчила гримасу. — Извини, но, боюсь, именно так мы в Белой Башне зачастую называем тех женщин, которые без всякой подготовки умудрились овладеть неким грубым контролем — случайным, и едва ли это заслуживает обычно слова «контроль», вот как вы, но тем не менее это какой-никакой контроль. Да, верно, у дикарок есть трудности. Почти всегда они ограждаются стенами, не позволяя себе понять, что они делают, и эти-то стены и препятствуют сознательному контролю. Чем дольше пришлось выстраивать эти барьеры, тем труднее их убрать, но если их можно снести... что ж, кое-кто из наиболее сведущих сестер когда-то были дикарками.
Найнив раздраженно зашевелилась и посмотрела на выход из палатки, словно прикидывая, не пойти ли ей прогуляться.
— Не понимаю, что тут может быть общего со мной, — сказала Эгвейн.