Великая Охота - Страница 56


К оглавлению

56

— Всегда считала эту поговорку неверной, — вдруг вмешалась Верин. — Есть птицы, которые ныряют и плавают. И в Море Штормов есть рыбы, которые летают, — с длинными плавниками, которые раскидывают в стороны, будто распростертые руки, и с клювами будто мечи, которые могут вонзиться... — Она смешалась, слова словно застряли в горле, смутилась. На нее без всякого выражения на лицах взирали Морейн и Престол Амерлин.

Возникшей паузой Ранд воспользовался для того, чтобы постараться хоть как-то взять себя в руки. Как давным-давно учил его Тэм, он представил себе в мыслях язык пламени и скормил ему все свои страхи, стремясь добиться пустоты, ее неподвижности и спокойствия, уйти в ничто. Пламя все росло, пока не объяло все, пока не стало слишком большим — его уже было ни сдержать, ни удержать дольше в воображении. После чего оно исчезло, оставив после себя чувство покоя. На границах пустоты все еще подрагивали, трепетали чувства — черные кляксы страха и гнева, но пустота держалась. Словно голыши по льду, скользнули по ее поверхности мысли. Айз Седай оставили Ранда без внимания на считанные секунды, но когда они повернулись к нему опять, лицо его было совершенно бестрепетным.

— Почему вы так разговариваете со мной, мать? — спросил Ранд. — Вы бы должны укрощать меня.

Престол Амерлин нахмурилась и повернулась к Морейн:

— Этому его Лан научил?

— Нет, мать. Это — от Тэма ал'Тора.

— Почему? — повторил вопрос Ранд.

Престол Амерлин посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Потому что ты — Дракон Возрожденный.

Ничто подернулось рябью. Мир зашатался. Все вокруг словно завертелось. Ранд сосредоточился на ничто, и пустота вернулась, мир выровнялся.

— Нет, мать. Я могу направлять, да поможет мне Свет, но я — не Раолин Проклятие Тьмы, не Гвайр Амаласан, не Юриэн Каменный Лук. Вы можете укротить меня, или убить, или отпустить, но я не стану прирученным Лжедраконом на поводу у Тар Валона.

Он услышал, как ахнула Верин, увидел расширенные глаза Амерлин — взгляд твердостью не уступал голубому камню. Этот взгляд нисколько не взволновал Ранда; он лишь скользнул по внутренней пустоте.

— Где ты услышал эти имена? — требовательно спросила Амерлин. — Кто сказал тебе, будто Тар Валон дергает за нити каждого Лжедракона?

— Один друг, мать, — ответил Ранд. — Менестрель. Его звали Том Меррилин. Теперь он мертв.

Морейн что-то произнесла, и он поглядел на нее. Она заявляла, что Том не погиб, но ничем не могла доказать свои слова, а он не понимал, как человек может выйти живым из рукопашной схватки с Исчезающим. Мысль была чуждой и ненужной, и она исчезла. Существовали теперь лишь ничто и единство.

— Ты — не Лжедракон, — твердо сказала Амерлин. — Ты — настоящий Возрожденный Дракон.

— Я — пастух из Двуречья, мать.

— Дочь моя, расскажи ему. Подлинную историю, юноша. Слушай внимательно.

Морейн начала рассказ. Ранд не отрывал взгляда от лица Амерлин, но слушал.

— Почти двадцать лет назад Айил перевалили через Хребет Мира, Драконову Стену, — так они сделали всего лишь однажды, и именно в тот раз. Они опустошили Кайриэн, разбили все высланные против них армии, сожгли сам город Кайриэн и с боем прошли весь путь до Тар Валона. Стояла зима, шел снег, но холод или жара мало значат для Айил. Решающая битва, последняя по счету, кипела подле Сияющих Стен, в тени Драконовой Горы. Три дня и три ночи сражения, и Айил заставили отступить. Или, вернее, они отступили, так как свершили то, ради чего пришли, — убили короля Ламана Кайриэнского за его прегрешение против Древа. Тогда-то и началась моя история. И твоя.

Они хлынули через Драконову Стену будто поток. До самых Сияющих Стен. Ранд обождал, пока воспоминания затушевались, но он слышал голос Тэма, Тэма, больного, в бреду, приподнимающего завесу тайны над своим прошлым. Голос цепко держался по ту сторону ничто, настойчиво пробиваясь внутрь.

— Тогда я была одной из Принятых, — продолжала Морейн, — как и мать наша, Престол Амерлин. Вскоре нас должны были возвести в ранг сестер, и тем вечером мы состояли при тогдашней Амерлин. С ней была и ее Хранительница Летописей, Гайтара Моросо. Все остальные полноправные сестры, даже Красные, были заняты Исцелением — так много оказалось раненых. Наступил рассвет. Огонь в камине не мог отогнать холод. Снегопад в конце концов прекратился, но в покоях Амерлин, в Белой Башне, мы чувствовали дым от пепелищ деревень, сгоревших во время сражения.

В битве всегда жарко, даже в снегу. Нужно уйти от запаха смерти. Голос бредящего Тэма царапался в лишенную содержания тишину внутри Ранда. Пустота затрепетала, сжалась, сделалась устойчивей, вновь заволновалась, Взгляд Амерлин буравил Ранда. Он опять ощутил на лице пот.

— Это все было горячечным бредом, — сказал он. — Он был болен. — Он повысил голос. — Меня зовут Ранд ал'Тор. Я — пастух. Мой отец — Там ал'Тор, а моей матерью была...

Морейн остановилась, дав юноше сказать, но теперь ее тот же, ни в чем не изменившийся голос, тихий и неумолимый, оборвал его слова:

— «Кариатонский Цикл», Пророчества о Драконе, утверждает, что Дракон возродится на склонах Драконовой Горы, там, где погиб во время Разлома Мира. У Гайтары Седай иногда бывали Предсказания. Она была стара, с волосами белыми, как снег за окном, но Предсказания ее были твердыми и имеющими силу. Я подавала ей чашку с чаем, утренний свет пробивался в окна все сильнее. Престол Амерлин спросила меня о вестях с поля битвы. А Гайтара Седай встала со стула, негнущиеся руки и ноги дрожали, а лицо такое, будто она заглянула в Бездну Рока у Шайол Гула, и она выкрикнула: «Он вновь рожден! Я чувствую его! Дракон сделал свой первый вдох на склоне Драконовой Горы! Он идет! Он идет! Да поможет нам Свет! Да поможет Свет миру! Он лежит на снегу и орет будто гром! Он пылает будто солнце!» И мертвая рухнула мне на руки.

56