Ранд прищурился — далеко отстоящие предметы все равно будто скользили к нему.
— Ну, местность, похожая на ту, которую мы пересекали. Деревья. Потом какие-то холмы, горы. Больше ничего. А что, по-твоему, я должен увидеть?
— Горы, — вздохнул Лойал. Кисточки на ушах поникли, а кончики бровей опустились к щекам. — Ранд, это должен быть Кинжал Убийцы Родичей. Другими горами они быть не могут, иначе этот мир совершенно отличается от нашего. Но Кинжал Убийцы Родичей лежит более чем в сотне лиг к югу от Эринин. Намного дальше. В этом месте трудно судить о расстояниях, но... Я считаю, до темноты мы к горам доберемся. — Большего говорить не требовалось. Сотню лиг им не покрыть меньше чем за три дня.
Не подумав, Ранд пробормотал:
— Может, это похоже на Пути.
Он услышал стон Хурина и немедленно раскаялся, что не удержал язык на привязи и ляпнул первое, что пришло в голову.
Приятной и радостной мысль о Путях не была. Входишь в Путевые Врата, — а их можно обнаружить лишь рядом с огирским стеддингом или в огирской рощице, — входишь и идешь день, а потом выйдешь через другие Путевые Врата в сотне лиг от того места, откуда отправился. Ныне эти Пути стали омрачены и осквернены, а путешествовать по ним означало рисковать жизнью или рассудком. Даже Исчезающие страшились путешествовать по Путям.
— Если так, Ранд, — медленно произнес Лойал, — тогда любая оплошность тут убьет нас, как и там? И есть ли тут твари, которых мы пока не видели, но которые способны на худшее, чем убить нас?
Хурин опять застонал.
Тут они уже пили воду, разъезжали верхом — без оглядки на суть мира, где они очутились. В Путях беспечность убила бы быстро. Ранд тяжело сглотнул, надеясь, что желудок уляжется на место.
— Слишком поздно тревожиться о том, что уже в прошлом, — сказал он. — Но теперь мы будем осторожны на каждом шагу. — Он взглянул на Хурина. Нюхач вжал голову в плечи, а глаза бегали по сторонам, словно он гадал, что и откуда на него кинется. Этот человек выслеживал убийц, но к такому обороту дел он вовсе не был готов. — Очнись, Хурин, возьми себя в руки. Мы еще не мертвы, и до этого очень далеко. Просто теперь мы должны быть осторожнее. Вот и все.
В этот миг они услышали пронзительный крик, далекий и потому тонкий.
— Женщина! — воскликнул Хурин. Даже такая малость обыкновенного, как казалось, немного оживила его. — Я же знал, что я видел...
Еще один крик, еще отчаяннее первого.
— Дело плохо, видно, ей не убежать, — заметил Ранд. — Она к югу от нас. — Он погнал Рыжего, и тот в два шага перешел на рысь.
— Будь осторожнее, ты сам говорил! — выкрикнул ему вслед Лойал. — Света ради, не забывай, Ранд! Будь осторожен!
Ранд пригнулся к шее Рыжего, позволив жеребцу мчаться свободно. Крики становились ближе. Легко говорить — быть осторожным, но в голосе женщины явственно звучал ужас. Похоже, у нее нет времени, чтобы он осторожничал. На берегу протоки, текущей в овражке куда глубже и круче многих, юноша потянул поводья. Рыжий съехал вниз в потоке камешков и земли. Крики раздавались... Вот оттуда!
С одного взгляда Ранд охватил всю картину целиком. В ручье, шагах, наверное, в двухстах, рядом со своей лошадью, стояла спиною к дальнему берегу женщина. Обломком сука она отбивалась от рычащего... чего-то. На мгновение, ошеломленный, Ранд сглотнул. Так могла бы выглядеть лягушка размером с медведя или если бы у медведя вдруг оказалась лягушачья серо-зеленая кожа. У очень крупного медведя.
Не дав себе задуматься об этой твари, Ранд спрыгнул с седла, сдергивая с плеча лук. Начни он подъезжать ближе — окажется уже поздно. Женщина едва сдерживала натиск... твари... не подпуская ее к себе на длину сука. Расстояние между Рандом и бестией было приличное — ему приходилось щуриться, чтобы разглядеть женщину, — но мишень из себя та представляла немаленькую. Натягивать тетиву с перевязанной рукой было неудобно, но стрелу он выпустил, едва ноги коснулись земли.
Древко погрузилось в кожистую шкуру на половину своей длины, и тварь резво развернулась к Ранду. Как ни далека она была, Ранд отступил на шаг. Такого громадного клина головы он никогда вообразить не мог ни на одном живом существе, как и этого рогового клюва-пасти, загнутого крючком и предназначенного рвать мясо. У этого существа было три глаза, маленьких и свирепых, окруженных с виду жесткими кольцами-складками. Подобрав лапы, тварь громадными прыжками, громко плюхая по воде, запрыгала по ручью к Ранду. Глазам казалось, что некоторые прыжки покрывают вдвое большее расстояние, чем другие, хотя он был уверен, что все они одинаковы.
— В глаз! — крикнула женщина. Голос у нее был на удивление спокоен, по сравнению с полными отчаяния криками. — Чтобы убить его, нужно попасть в глаз.
Ранд подтянул оперение второй стрелы к уху. Нехотя он поискал пустоту; ему очень не хотелось, но такому приему его научил Тэм, и без нее, Ранд знал, никогда не сделать точного выстрела. Мой отец, подумал он с горьким чувством утраты, и ничто наполнило его. Там был дрожащий свет саидин, но он отсек его. Он был един с луком, со стрелой, с чудовищным монстром, скачущим к нему. Един с тем крохотным глазом. Ранд даже не почувствовал, как с тетивы слетела стрела.
Тварь взмыла в очередном прыжке, и в самой высокой его точке стрела ударила ее в центральный глаз. Тварь приземлилась, взметнув громадный фонтан воды и грязи. От нее пошли волны, но серо-зеленая туша не пошевелилась.
— Отличный выстрел, и смелый, — воскликнула женщина. Она уже верхом на лошади направлялась к юноше. Ранд смутно удивился тому, что она не бросилась наутек, едва тварь отвлеклась от нее. Она проехала мимо громадной туши, все еще окруженной рябью агонии, даже не взглянув вниз, послала лошадь вверх по береговому откосу и спешилась. — Не многие воины выстоят перед атакой гролма, милорд.